понедельник, 3 августа 2015 г.

О праве и о государстве

О праве.
В теории права, относительно его регулятивной функции существуют разные точки зрения. Преобладающей в настоящее время является та, согласно которой регулятивная функция права затрагивает внешнюю форму поведения людей и не касается их внутренних мотивов.
Различные философско-правовые учения дают понятию «право» разноречивые определения в зависимости от глубины философского понимания бытия и избираемой ими системы ценностей. Наиболее распространенным и общим в этих трактовках является утверждение о том, что право есть совокупность принципов и правил (норм) поведения людей, определяющих границы свободы их действий, в рамках которых происходит согласование форм проявления воли и содержание взаимодействия участников общественных отношений. Совокупность этих норм поведения обеспечивается принудительной силой государства, посредством реализации его исключительного права на осуществление насилия в установленном законом порядке.
Предыдущий абзац, наверняка, непривычно звучит для обыденного восприятия. Но, таково право и такова юридическая наука, которые, по сути, сформировали свой специфический язык и свой терминологический аппарат, посредством которого и осуществляется государственное управление социальными процессами в правовом государстве.
В древние времена правоведы (юристы) имели особый статус жреца, который в социальной иерархии занимал место над всем обществом, а общественное правовое сознание того времени помещало его между небом (вечностью) и землей (бренностью). Задача такого древнего юриста состояла в том, чтобы разрешить возникающие общественные противоречия таким образом, чтобы это порождало стабильность общественных отношений и учитывало мистический характер общественного правосознания того времени. Жрец-юрист фактически совмещал функции законодателя, правоприменителя, и исполнителя юридического акта, он «рождал» норму права специально для разрешения сложившегося противоречия, придавая ей мистический характер для действенности, и чем универсальнее получалась такая норма, тем выше возрастал авторитет её автора. Некоторые из таких жреческих норм права известны и в наши дни, например: «кровь – за кровь».
Как говорится, – кратко, но ёмко.
По мере развития научного знания мистицизм уступил место научности. Юридическая мысль на одном месте тоже не стояла и потихоньку продолжала эволюционировать вслед за системой общественных отношений, которая, следует заметить, за минувшие пять тысяч лет (более или менее изученные историками и археологами) совершила грандиозный прорыв только в нашей эре. До нашей эры тысячелетия человечества походили друг на друга, почти как братья близнецы, что, кстати, интересно уже само по себе. С чего бы это так?
Тем не менее, со временем правоведы «растерзали» гранит обыденной жизни в «юридическом коллайдере» правовой науки, сегментировали и разложили общественные отношения и сам механизм их правового регулирования на элементарные частицы. Обнаружили в норме права гипотезу, диспозицию и санкцию, и трансформировали обычные отношения в правоотношения. Исследовали всевозможные причинно-следственные связи и смоделировали многосложную матрицу взаимодействия институтов государства, права и личности человека, создав для защиты от произвола и волюнтаризма правовое поле государства.
Правда, справедливости ради, следует признать, что в нашем обыденном сознании достаточно часто закон воспринимается как дышло – (куда повернули, туда и вышло). Да, и к действующим нормам права периодически возникают претензии не только у «любителей», но и у профессионалов, и принятые ещё совсем недавно нормы права тут же совершенствуются, в часть из них вносятся изменения, а часть отменяется и вместо них вводятся новые.
Само же право, как утверждают ученые правоведы, не претендует на эксклюзивность и единственность своего регулирующего воздействия на общественные отношения. Этику и эстетику отношений, их такт и милосердие, мораль и нравственность право не отменяет, а лишь дополняет, юридически закрепляя их минимальный общеобязательный и гарантируемый государством уровень. Таков беглый обзор института права.
О государстве.
Государство как объект включает: территорию, население и властно-политическую (силовую) структуру, которая осуществляет государственную власть на данной территории, и от имени населения государства обеспечивает суверенитет государственного интереса во взаимодействии с другими государствами.
Государству свойственны и некоторые дополнительные признаки, во‑первых: это монополия на правотворчество, во‑вторых: монополия на легальное применение силы; в‑третьих: это государственные символы и, в‑четвёртых: это государственные идеи и представления о добре и зле.
О четвёртом признаке, впрочем, мнения разнятся. Дело в том, что теория государства и права исследует государство несколько уже, и в объекте (государстве) имеет свой предмет, называя его также государством, но подразумевает под ним, по большей части, именно властный аппарат. Однако, именно по этой причине, как мне представляется, четвертый признак государства должен иметь место быть.
Вопрос о том, что первично – государство или право? Как и вопрос: что первично – яйцо или курица? В принципе, отвечает сам на себя. Как не возможно рождение курицы без яйца, так и не возможно появления государства без права; и как невозможно появления яиц без курицы, так невозможно и появление права без государства. Государство и право нераздельны, но, в то же самое время, каждый из этих институтов имеет свою специфику и свои пределы автономности.
Мыслители-государственники придерживаются идеи о главенстве государства над правом, поскольку полагают, что именно властная сила государства обеспечивает исполнение законов. Мыслители-правоведы отдают главенство праву, потому, что видят в обязательности исполнения норм права залог благополучия в обществе. При этом следует признать, что позиции обеих сторон небезосновательны. Право, как показывает практика, следует за развитием общественных отношений, но пока не сформирована норма права для впервые возникшего вида отношений, государству их надлежит регулировать хотя бы в «ручном режиме». С другой стороны, власть всегда стремится к безграничности, а достигнув её, может утратить чувство меры и таких дел натворить, что мало никому не покажется. Так что важность внешнего сдерживающего фактора для государственной власти в виде государственного права недооценивать нельзя.

Для того же, чтобы функционирование государства приобрело более системный и предсказуемый характер, а государственное управление получило более чёткое целеполагание, в правовом государстве необходимо выработать не только социальную и экономическую политику, но и политику правовую, придав ей статус доктрины государственного развития.

Государство, право и благополучие общества

В разные времена мыслители по-разному смотрели на вопрос – что есть государство и что есть право? В древности, как принято считать – у истоков современной цивилизации, и государство, и право рассматривалось как искусство. Греческий философ Платон с государством связывал «искусство управления», а римский император Юстиниан называл право «искусством доброго и справедливого».
Красиво звучит. Но, в это же самое время часть людей имели правовой статус вещи. Их можно было купить, продать, обменять, сдать в аренду или «утилизировать», скормив диким животным и устроив из этого зрелище. Подобное отношение к ценности жизни людей из слабозащищенных социальных групп и к их праву на неё продолжалось достаточно долго, а кое‑где (в особо цивилизованных странах) и до сих пор сохраняется.
В целом же, ситуация постепенно менялась, и в более поздние времена (спустя тысячу с небольшим лет) право на жизнь было признано неотчуждаемым, а права человека и гражданина были провозглашены высшей ценностью, которую призвано гарантировать государство.
Это был период торжества свободы и равенства! Все равны, всем свободу, долой тюрьмы! Триумф! Но, гильотина всё это восприняла по‑своему и под всеосвобождающее ликование народных масс продолжала отчуждать неотчуждаемое право на жизнь некоторой категории граждан… Что с неё возьмёшь, бездушная железяка, рудимент рабского наследия.
Тогда преобладало формальное отношение к государству и праву, их считали средством разграничения воли отдельных лиц. Наиболее полное развитие такой подход получил в трудах Канта и Фихте, которые считали главной функцией права и государства – выделение каждому индивиду неприкосновенной сферы, где бы могла свободно проявляться его воля. Так частный интерес стал фактически всеобщим и его вознесли на пьедестал исключительного условия обретения благополучия. Однако, всеобщим частный интерес стал только по форме, содержание этого интереса у различных социальных групп было различным, и на этой почве постепенно вызревал ядовитый плод классовых противоречий.
Чуть позже государство и право стали считать средством защиты и разграничения интересов, а еще чуть позже учеными и мыслителями была выдвинута гипотеза о временном характере институтов государства и права, поскольку они являются средством угнетения одних людей другими, и что вследствие победы добра над злом государство и право отомрет за ненадобностью. Долой частный интерес, даёшь коммуну (интерес общий)!
В самом начале XX века у нас в России (поскольку мы всегда к европейским новеллам относились внимательнее самих европейцев) «добро пролетариата» свергло «зло самодержавия», но тут же, осознав преждевременность упразднения институтов государства и права, приступило к строительству государства нового типа – бесклассового, где все люди братья и где право подчинено идее всеобщего пролетарского братства. Однако (опять же временно), в этом новом государстве было научно обоснованно наличие класса особой бесклассовой интеллигенции (отличной от всех классовых) и особого передового круга лиц, названного впоследствии «номенклатурой» и обладавшего совершенно особым кругом привилегий.
Чуть позже, некоторые другие (классовые) государства, подкопив силёнок, двинулись войной на наше бесклассовое государство, была большая война, в которой часть этих самых других (классовых) государств немного воевали на стороне нашего (бесклассового) государства. Мы победили в той страшной войне, но тут же наши классовые «союзники» объявили нам, бесклассовым, новую войну, которую назвали холодной или попросту «гонкой вооружений».
Двух (а точнее трёх) войн подряд мы не выдержали и в войне с прежними «союзниками» проиграли, а наша прежняя бесклассовость погибла, замёрзнув на полях холодной войны. Бывший Генсек ЦК КПСС, он же первый и последний президент бесклассовой страны Советов, затеяв ряд государственных реформ и решив «сухим законом» подсушить подмокшую бесклассовую репутацию, сначала полукапитулировал в Форосе, а потом его полудобили в Беловежской Пуще. Общий же интерес в государстве и праве вновь уступил первенство интересу частному.
В силу того, что в «холодной войне», по сути, мы воевали сами с собой, то по старинной русской традиции поверженного врага казнить не стали, а, помиловав, отпустили в Лондон писать мемуары. Английский Лондон, нужно заметить, стал после этого чем-то вроде русского Магадана прошлого века, куда стали ссылать провинившихся обеспеченных каторжников.
После победы «свободы» над «несвободой» в отдельно взятой стране, народ России на всенародном референдуме снова взялся за правотворчество и повторно провозгласил Россию суверенной страной, которая с декабря 1993 года строит демократическое, правовое, социальное государство.
Что же в этом промежуточном итоге имеет смысл отметить?
Во-первых, имеются основания полагать, что государство и право формируется не просто так, и функционирование как одного, так и другого института всегда связывается с достижением благополучия людей (всех вместе или каких-то групп в отдельности, напрямую или косвенно).
Во-вторых, очевидно, что благополучие как цель многогранно, и на различных этапах исторического развития человечества политико-правовая мысль ученых и государственных деятелей выделяла различные приоритеты в этой многогранности.

В-третьих, в ходе решения задачи по обеспечению благополучия общества и человека надлежит решить вопрос о соотношении частного и общественного интересов в государстве и праве, их границах и пределах (абсолютных, допустимых и критических).
Частный и публичный интересы способны обратиться во благо обществу и человеку, лишь будучи осуществимыми в гармоничном сочетании одного с другим.
Природа публичного интереса состоит в том, чтобы в результате его реализации была получена не прибыль, а конкретный общественно-полезный продукт в виде материальных благ общего пользования или соответствующих условий жизнедеятельности общества. С другой стороны частный интерес должен быть защищен от деспотизма государственного вмешательства, как особо охраняемая сфера, где только и возможно полноценное личное творчество в области доброго и справедливого.
И частный, и общественный интерес должны остаться лишь интересами, и не становиться  вероучительными правовыми догмами, а вот их творческий союз мог бы стать предметом более глубоких теоретических исследований и ориентиром для практиков государственного и хозяйственного ведения.